Мартовские колокола [Litres] - Борис Батыршин

Тем более что Яша и вправду понравился Гиляровскому. В определенном смысле он увидел в нем себя самого – в самом начале бурной карьеры. Правда, Якову сильнее повезло: у него с первых шагов нашлись серьезные покровители. С их помощью молодой человек и правда мог далеко пойти – тут репортер нисколько не покривил душой. Его удивили трезвость суждений и здравый смысл, продемонстрированные юным собеседником; а больше всего – уверенность Якова в себе. А потому он вольно или невольно – скорее уж невольно, поскольку отнюдь не сразу дал себе отчет в происходящем, – старался произвести на Якова благоприятное впечатление.

В итоге беседа мэтра криминальной журналистики Москвы с восторженным неофитом превратилась в своего рода обмен опытом; в какой-то момент Гиляровский повел Якова из гостиной, в которой они беседовали, в свой кабинет. Молодой человек последовал за хозяином дома с некоторым трепетом: все же и репутация репортера, и его огромная, налитая богатырской силой фигура внушали юноше почтение. Яков был, конечно, осведомлен о перипетиях жизни журналиста: и о подвигах на турецкой войне, и о бурлацкой лямке, которую ему пришлось тянуть на Волге, и об изгнании из военного училища, и, конечно, о цирковой карьере.

В кабинете Гиляровский усадил Якова в высокое кресло с готической спинкой – такие же точно стояли в клубе у Корфа – и принялся демонстрировать свои последние находки. Их было три: первым экспонатом стал странный «искусственный» зуб, извлеченный изо рта молодого человека, застреленного на Хитровке в тот же самый день, когда случилось пленение Яши; на втором месте оказался и вовсе удивительный предмет. Узкий белый то ли хомутик, то ли ремешок из неизвестного, но весьма прочного материала. По словам репортера, этим ремешком были стянуты руки сторожа ограбленного аптечного склада – того самого, где был убит городовой.

Подозрительный ремешок был снабжен чрезвычайно простым, но надежным запором; полицейский чин, освобождавший сторожа склада, так и не сумел его расстегнуть и принужден был воспользоваться ножом. После испорченный ремешок был отброшен в сторону; репортер же, присутствовавший на месте с первого момента – он прибыл к аптечному складу одновременно с полицейским нарядом, – выждав момент, подобрал эту важную улику. Впрочем, этим он не ограничился; осмотрев, уже после ухода сыщиков, помещение склада, Гиляровский отыскал еще два предмета, несомненно имеющих отношение к случившемуся.

Это были гильзы – два латунных цилиндрика, остро воняющие сгоревшим порохом. Причем, как отметил Владимир Алексеевич, порох был не привычным, черным, а более всего напоминающим по запаху французскую нитроклетчатку, только-только принятую в патронах новой пехотной винтовки Лебеля. Да и сами гильзы оказались весьма необычными. Мало того что они были нетипичной для револьверных патронов формы – бутылочкой, – так еще и маркировку имели ни на что не похожую. На донце присутствовали: число «10», две крошечные пятиконечные звездочки и еще какой-то непонятный значок в виде двух треугольничков. Капсюль обеих гильз был наколот точно посредине; как сказал Гиляровский, револьвер злодея был «центрального боя».

Яков с жадностью слушал эту импровизированную лекцию: его собственные познания в части огнестрельного оружия были весьма скромны. Но, в отличие от Владимира Алексеевича, для Яши все эти диковинки не представляли никакой загадки; он прекрасно понимал, что предметы, вызвавшие удивление журналиста, происходят из будущего и, видимо, доставлены сюда кем-то из соратников Геннадия Войтюка. Получалось, что Гиляровский ходил у самой-самой черты, переступив которую он, пожалуй, мог и разузнать что-то, чего ему знать ну никак не следовало.

Яша вдруг почувствовал себя неуютно – надо как можно быстрее добраться до барона и рассказать ему о неожиданной опасности. Да, а еще сегодняшние стрельбы в Фанагорийских казармах… надо же, как некстати!

– Какие такие стрельбы, молодой человек? Господин барон затевает военные маневры или соревнования по стрельбе?

Яша прикусил язык, но было уже поздно. Видимо, он был настолько выбит из колеи, что произнес последнюю фразу вслух. Увы, слово – не воробей; раз проговорившись, молчать дальше не было смысла; в конце концов, откажись он говорить о намеченном на сегодня стрелковом пари, репортеру ничего не стоило заехать к барону и попроситься на столь интересное для журналиста мероприятие. Московские газеты охотно публиковали материал о входящих в моду спортивных развлечениях, а уж статейки о жизни офицеров московского гарнизона и вовсе не сходили со страниц. Так что, вздумай Яша отказать, до Фанагорийских казарм Гиляровский все равно доберется, а вот только-только налаживающиеся отношения были бы, пожалуй, испорчены.

Так что не приходится удивляться, что к фехтовальному клубу на Маросейке Яков подъехал в одной пролетке с репортером. По дороге Владимир Алексеевич пытался выспросить у Яши подробности заключенного бароном пари; молодой человек отмалчивался, ругал себя и прикидывал, как он будет оправдываться перед товарищами. До сих пор у Яши не случалось столь явных проколов, и он тяжело переживал свою несостоятельность. Гиляровский же глядел на своего юного собеседника с хитрецой: он, несомненно, о чем-то догадывался, но не спешил торопить события. Репортерское чутье подсказывало, что сегодня он увидит нечто любопытное.

– Что ж, Юлий Александрович, вы и впрямь проделали огромную работу!

– Вашими молитвами, Олег Иванович, вашими молитвами, – ответил Меллер. – Да вот, прошу – наши первенцы!

Двое мужчин прошлись вдоль ряда выставленных на обозрение велосипедов. Их было восемь; необычный – для девятнадцатого века, конечно, – внешний вид, элегантный изгиб рамы, яркая окраска… и надпись «Дуксъ» на верхней трубе рамы. Оставалось только дивиться, как точно в этом своем витке повторилась история, только на семь лет раньше срока.

Юлий Александрович Меллер, известный в Москве спортсмен и, безусловно, талантливый изобретатель, познакомился с Олегом Ивановичем еще в июне, на велосипедном празднике в Петровском парке. Гость из будущего искал тогда источники дохода, только еще планируя устраиваться в прошлом, – и самым перспективным вариантом показалось ему нарождающееся в России велосипедное дело. Сказано – сделано; познакомившись на упомянутом мероприятии сразу с двумя будущими «воротилами» велосипедной отрасли – Александром Лейтнером, владельцем уже действующей веломастерской в Риге (будущая фабрика «Россия»), и будущим создателем знаменитой фабрики «Дукс», – Семенов решил сделать ставку на Меллера. И, похоже, не ошибся.

Нет, с Лейтнером он тоже наладил сотрудничество – в результате рижская фабрика еще в августе выпустила первую партию своих «Беговелов» – самокатов новейшей конструкции, оснащенных клещевыми тормозами и амортизаторами передней вилки. «Беговелы» раскупались как горячие пирожки; почти все машины были приобретены богатыми петербургскими спортсмэнами, и теперь фабрика Лейтнера была обеспечена заказами на год вперед. Рижский предприниматель в срок, как было договорено, перевел на счет Олега Ивановича весьма значительную сумму денег, затребовал новые поставки и слал в Москву письма с намеками на то, что готов оказать содействие в приобретении привилегий на изобретения в области велосипедного дела. Адресат же не торопился отказывать – потчевал рижанина завтраками, развивая тем временем в Москве совместное дело с Меллером.

Недавно затея принесла первые плоды – в сентябрьском велопробеге, традиционно устроенном Царскосельским кружком велосипедистов, Меллер возглавил команду московского общества велосипедистов-любителей, члены которого – все трое – выступали на новых машинах фабрики «Дукс». Разгром был полным; несмотря на то что остальные спортсмэны выступали на новейших, безумно дорогих английских и бельгийских машинах, прибыли к финишу на полчаса позже последнего из коллег Меллера. Троица московских гонщиков комфортно, не особенно даже и напрягаясь, преодолела дистанцию и лишь шагов за сто от финишной ленты аккуратно распределилась в заранее оговоренном – в этом не усомнился ни один из зрителей – порядке. Еще один совет Семенова, данный им до отбытия в Сирию; на всем пути следования команду сопровождали «технички»: две пролетки, на одной из которых помещались двое лучших мастеров «Дукса» с необходимыми инструментами и запчастями, а на второй, в специальных держателях, везли три запасных велосипеда.

Все это произвело гнетущее впечатление на соперников московской команды – у них не осталось ни единого шанса, и они прекрасно поняли это еще до старта пробега, – и невиданный прилив энтузиазма у петербургских поклонников «бициклизма». Меллеру, разумеется, предлагали большие деньги за его агрегаты; когда же присутствующие поняли, что Юлий Александрович и в мыслях не держит продавать именно эти экземпляры, заказы посыпались рекой. Изобретатель отвечал осторожно, боясь излишне обнадеживать будущих клиентов: модели особые, приготовленные только для гонки, и о серийном выпуске говорить пока рано…